Федоров Михаил Иванович, член союза писателей, адвокат (АП Воронежская область), заведующий филиалом Воронежской областной коллегии адвокатов «Адвокатская контора Федорова М.И.»
Опубликовано "Нижегородский адвокат" №01-2019
110 лет назад, 5 января 1909 года (23 декабря 1908 по старому стилю) не стало блистательного адвоката, героического защитника Отечества, депутата-миротворца Государственной Думы Федора Никифоровича Плевако.
Тогда, во второй половине первого десятилетия 1900-х, Россия переживала в своей истории кульминационные события. Только отгремела Первая русская революция. Еще свежи в памяти баррикады по всей Москве, от Тверской до Арбата, бои на Красной Пресне в полукилометре от дома, где жил с семьей Плевако.
Распущены I и II Думы, выборы в III Государственную Думу назначили на осень 1907 года.
В таких условиях присяжный поверенный Федор Плевако, несмотря на свои шестьдесят пять лет и советы врачей уйти от активной работы, решил сменить трибуну в залах суда на трибуну в Таврическом дворце, где решалась судьба его Отечества. Он пошел в Государственную Думу.
На этом пути он словно помолодел, ночами писал выступления, а днями без устали ездил по агитационным площадкам Москвы, говорил о важности избрать депутатов-патриотов, умудренных опытом, предостерегал от крайностей «левых» и «правых», которые хотят либо задушить все новое на корню, либо, наоборот, все нажитое, старое сокрушить до основания. Он чувствует страшную опасность и своим участием старался Россию от возможных бед уберечь. Его избирают.
И вот голос Плевако зазвучал в стенах Таврического дворца в Петербурге.
13 ноября 1907 года весь день депутаты обсуждали ответ царю: выступил один, другой, все уже утомились от речей, когда председатель сказал:
– Кажется, все члены Государственной Думы высказались, кроме члена Государственной Думы Плевако, который имеет право голоса последний, как докладчик комиссии.
Федор Никифорович вышел к трибуне:
– …Мы еще не принесли истинного русского «спасибо» к подножию трона. Монарх победил соблазн власти и от своего бесконечного могущества выделил долю прав народу для того, чтобы вместе с ним работать над его будущим счастьем… – говорит всем и обращается к «непримиримым» «правым» и «левым».
– Чего хотите? С кем спорите?.. Монарх не послушает вас. Он скажет: «Я призвал вас достигшими возраста и надел на вас тогу мужа, а вы опять просите детскую рубашку!» Я знаю, в ваших сердцах образовалась некоторая пустота, доселе наполненная страхом перед властями придержащими. Я скажу вам: наполните эту пустоту истинной любовью к Родине!
Буря аплодисментов взорвала зал. Знаток жизни и истинный патриот Отечества звал к миру: хватит крови, хватит противостояния, нужно искать выход в согласии, а не в борьбе. Выдающийся миротворец понимал, как плачевны для Отечества крайности с их уничтожением всего и вся.
А его адвокатская контора не прекращала работать: помощники принимали и консультировали клиентов, вели дела, сам Плевако, оказываясь свободным от думских хлопот, подключался и давал советы.
И это тогда, когда не спокойно было на сердце у Плевако, как отца. Сын Петя связался с крайними «левыми».
Из донесения помощника начальника Московского Жандармского Управления Можайского, Рузского, Верейского уездов от 3 августа 1907 года (Дело департамента полиции по наблюдению за производящимися в порядке Положения об охране переписке сына присяжного поверенного Петра Федоровича Плевако и мещанина Израиля Абрамовича Бимбат:
«Перепиской выяснено следующее: П. Плевако (по его личным показаниям) с 1906 года стремился войти в состав Московского Комитета Российской Социал-демократической Рабочей партии, сочувствуя программе этой организации, для чего он, знакомясь с разными неизвестными ему личностями, носившими различные клички, старался выполнить возлагаемые на него поручения. Так перед выборами во II Государственную Думу распространял воззвания этой партии, получив через кого-то талонную книжку от «Центрального комитета боевой социалистической организации», собирал деньги в пользу этой организации. 15 июня известный ему под кличкой «Митя» рабочий заявил, что если не спасут заключенных в Верейской уездной тюрьме лиц, арестованных за покушение на вооруженное ограбление на ст. Апрелевке Московско-Киево-Воронежской ж.д., то они будут казнены, и просил его, Плевако, отвезти и отдать заключенным арестантам 2 бутылки азотной кислоты и снять план местности возле тюрьмы, обещал на другой день прибыть в Верею с товарищами для выручки арестантов. Плевако («желая избавить арестантов от казни») принял поручение и явился в г. Верею, где был задержан возле тюрьмы с заряженным револьвером и 2 бутылками азотной кислоты.
Бимбат, будучи 12 июня сего года освобожден из-под стражи в Верейской тюрьме, где он содержался за кражу в поезде, уехал в Москву, и получил от революционной организации поручение передать в Верейскую тюрьму тем же заключенным письмо, в коем упоминается, что заключенным посылаются 2 револьвера, 2 бутылки азотной кислоты и что 17 июня автор письма явится с товарищами для выручки арестованных. Бимбат прибыл в Верею вместе с Плевако и был вместе с ним арестован... Вследствие просьбы его отца о высылке его, Петра Плевако, за границу, в заключении переписки будет изложено ходатайство об удовлетворении просьбы отца Плевако».
Петр содержался в Можайской тюрьме. Вот что валилось на отца в самый разгар политической борьбы. Как ему быть? Ведь сам когда-то в молодости входил в «тайное юридическое общество», где витали революционные идеи, а в 1881 году им вплотную занималось секретное отделение Московского полицмейстера. Отец вступился за сына, понимая, как категоричны и подвержены молодые люди разным влияниям и лозунгам под видом борьбы за справедливость, принимая за чистую монету то, что могло привести к тяжелым последствиям.
Хлопоты, связанные с сыном, не могли не сказаться на и так пошатанном здоровье отца. Когда в декабре 1907 года наступили думские каникулы, Плевако решил внять советам врачей и с семьей поехал во Францию, но по пути, когда они доехали до Берлина, с ним случился припадок «грудной жабы». Доктора спасли Федора Никифоровича и настоятельно рекомендовали ехать в Ниццу, что он и сделал, но и в Ницце Федора Плевако преследовали дела: он не мог пребывать в безделье, к нему и тут шли со своими проблемами люди.
Медики рекомендовали не прерывать отдых на Средиземноморье, которое благотворно отражалось на здоровье Плевако, но к Пасхе он возвращается в Москву.
Казалось, Федор Никифорович на природе окреп, стал ездить в Москву, входить в дела, к нему потянулись посетители, но настигает новый удар: скоропостижно скончалась его сестра Юлия Никифоровна. Его бессменный помощник и секретарь, которая жила у него дома. Федор Никифорович не позволил себе не проститься с близким человеком, провожает ее на кладбище, стоит у могилы под проливным дождем, а, вернувшись домой, слег в постель…
17 октября 1908 года в Думу ушла телеграмма: «Болезнь моя вернулась и я опять не покидаю постели. Покорнейше прошу о разрешении мне полуторамесячного отпуска, причем содержание должно быть прекращено на все время болезни. Глубоко уважающий Вас Ф.Плевако». Плевако щепетилен: в отличие от современных думцев, он не хочет болеть за чей-то счет...
А за окном дачи унылую пору дождей сменили снежные метели. Плевако лежал, изредка встречаясь взглядами со своими близкими, отдает последние распоряжения: вскрыть после смерти тело, это сделать в интересах науки и чтобы люди знали, отчего он умер… Похоронить там, где выберет себе место вечного упоения его супруга Мария Андреевна Плевако … Ни цветов, ни венков на прощании не класть, все это суета-сует…
21 декабря Плевако перенесли в кресло к окну, он с трудом выговаривал слова, утром 23 декабря позвали монахиню из Страстного монастыря, которая читала акафисты, а он пытался осенить себя крестным знамением…
В час тридцать дня его не стало…
В газете под некрологом шла статья:
«Умер Плевако
Вчера Россия потеряла своего Цицерона, а Москва – своего Златоуста. Умер Плевако… А провинция… Та окружила имя Плевако легендами и слушала и смотрела на него, как на сверхчеловека… Шли годы и брали свое. Неумолимо и невозвратно. Жар темперамента гас, музыка слова стихала. И в свои предсмертные часы великий "Московский Златоуст" уже не владел словом. Он говорил лишь одними глазами. Полу потухшими. Еле мерцавшими. Миг. И навеки закрылись глаза, навеки замолкло слово… Россия лишилась своего Цицерона, Москва – своего Златоуста. Умер Плевако!»
7 января 1909 года на заседании Совета присяжных поверенных Московской судебной палаты заслушали доклад о смерти Присяжного поверенного Ф.Н. Плевако и вынесли резолюцию: «Присяжного поверенного Ф.Н. Плевако за смертию исключить из списков присяжных поверенных, о чем донести Московской судебной палате; хранителем его дел назначить Присяжного Поверенного В.Л. Копеннера; семье покойного выразить глубокое соболезнование в понесенной утрате, явившейся утратой и для всей русской адвокатуры» .
А Плевако поминали… В газете «Голос Москвы» № 5 за 1909 год писали:
В воскресенье… состоялось собрание… памяти Ф.Н. Плевако… Оно открылось речью проф. гр. Л.А. Камаровского . В богатой событиями и идеями жизни Ф.Н. останавливает внимание, как наиболее поучительный и назидательный, последний период, относящийся к предвыборной кампании. Человеку, перешедшему известный возраст, свойственно относиться к событиям личной и общественной жизни скептически, пессимистически. Ф.Н. наоборот, переживаемый момент государственной жизни захватил и увлек. Он неутомимо участвует на агитационных собраниях, по целым часам ожидает своей очереди в душной атмосфере зала… Его речи за это время имели большое политическое значение. Он предостерегал слушателей от двух утесов, грозивших нашему государственному кораблю – крайних правых и левых. Он открыто примкнул к партии, громко требующих реформ, к партии центра. Здесь оказалась его русская душа, любовь ко всему русскому, нашим святыням, городам и весям и всему народу. Покойный представлял собою национальный, государственный ум…
Не обошлось и без злобных выпадов. Вышла брошюрка о Плевако Анатолия Доброхотова «Слово о Плевако», М. 1910 г., ц. 15 коп. И на нее откликнулась газета заметкой:
«Слабая, бесцветная статейка предназначалась для одной закрывшейся газетки. Никуда в другую редакцию статейку бы не приняли и редакционной корзины ей не миновать бы. Но автор оказался предприимчивым: почему и не сыграть на имени Плевако? И тощая брошюрка в 4 странички выброшена на книжный рынок. И цена ей назначена 15 коп. Скоро, скоро ее будут продавать у Иверских ворот по копейке. Но и тогда покупателей не найдет она: читатель давно уже поумнел, развязные издатели читателя к осторожности приучили, а г. Доброхотов не учел этого обстоятельства. Сам и виноват».
Имя Плевако шло по городам и весям России. Осиротело место Федора Никифоровича в Думе. Жена Федора Никифоровича Мария Андреевна заказала памятник на могилу мужу в Италии, который и был установлен на кладбище Скорбященского монастыря. Здесь и сама упокоилась в 1914 года. В 1929 году Скорбященское кладбище подверглось разрушению. Зять Федора Никифоровича Мартынов Евгений Иванович вместе со своим сыном Сергеем, выкопали останки Марии Андреевны и Федора Никифоровича и на телеге перевезли на Ваганьковское кладбище. На могиле на Ваганьковском кладбище поставили дубовый крест. В 2003 году адвокатами на могиле Плевако установлен в его честь новый памятник.
Распущены I и II Думы, выборы в III Государственную Думу назначили на осень 1907 года.
В таких условиях присяжный поверенный Федор Плевако, несмотря на свои шестьдесят пять лет и советы врачей уйти от активной работы, решил сменить трибуну в залах суда на трибуну в Таврическом дворце, где решалась судьба его Отечества. Он пошел в Государственную Думу.
На этом пути он словно помолодел, ночами писал выступления, а днями без устали ездил по агитационным площадкам Москвы, говорил о важности избрать депутатов-патриотов, умудренных опытом, предостерегал от крайностей «левых» и «правых», которые хотят либо задушить все новое на корню, либо, наоборот, все нажитое, старое сокрушить до основания. Он чувствует страшную опасность и своим участием старался Россию от возможных бед уберечь. Его избирают.
И вот голос Плевако зазвучал в стенах Таврического дворца в Петербурге.
13 ноября 1907 года весь день депутаты обсуждали ответ царю: выступил один, другой, все уже утомились от речей, когда председатель сказал:
– Кажется, все члены Государственной Думы высказались, кроме члена Государственной Думы Плевако, который имеет право голоса последний, как докладчик комиссии.
Федор Никифорович вышел к трибуне:
– …Мы еще не принесли истинного русского «спасибо» к подножию трона. Монарх победил соблазн власти и от своего бесконечного могущества выделил долю прав народу для того, чтобы вместе с ним работать над его будущим счастьем… – говорит всем и обращается к «непримиримым» «правым» и «левым».
– Чего хотите? С кем спорите?.. Монарх не послушает вас. Он скажет: «Я призвал вас достигшими возраста и надел на вас тогу мужа, а вы опять просите детскую рубашку!» Я знаю, в ваших сердцах образовалась некоторая пустота, доселе наполненная страхом перед властями придержащими. Я скажу вам: наполните эту пустоту истинной любовью к Родине!
Буря аплодисментов взорвала зал. Знаток жизни и истинный патриот Отечества звал к миру: хватит крови, хватит противостояния, нужно искать выход в согласии, а не в борьбе. Выдающийся миротворец понимал, как плачевны для Отечества крайности с их уничтожением всего и вся.
А его адвокатская контора не прекращала работать: помощники принимали и консультировали клиентов, вели дела, сам Плевако, оказываясь свободным от думских хлопот, подключался и давал советы.
И это тогда, когда не спокойно было на сердце у Плевако, как отца. Сын Петя связался с крайними «левыми».
Из донесения помощника начальника Московского Жандармского Управления Можайского, Рузского, Верейского уездов от 3 августа 1907 года (Дело департамента полиции по наблюдению за производящимися в порядке Положения об охране переписке сына присяжного поверенного Петра Федоровича Плевако и мещанина Израиля Абрамовича Бимбат:
«Перепиской выяснено следующее: П. Плевако (по его личным показаниям) с 1906 года стремился войти в состав Московского Комитета Российской Социал-демократической Рабочей партии, сочувствуя программе этой организации, для чего он, знакомясь с разными неизвестными ему личностями, носившими различные клички, старался выполнить возлагаемые на него поручения. Так перед выборами во II Государственную Думу распространял воззвания этой партии, получив через кого-то талонную книжку от «Центрального комитета боевой социалистической организации», собирал деньги в пользу этой организации. 15 июня известный ему под кличкой «Митя» рабочий заявил, что если не спасут заключенных в Верейской уездной тюрьме лиц, арестованных за покушение на вооруженное ограбление на ст. Апрелевке Московско-Киево-Воронежской ж.д., то они будут казнены, и просил его, Плевако, отвезти и отдать заключенным арестантам 2 бутылки азотной кислоты и снять план местности возле тюрьмы, обещал на другой день прибыть в Верею с товарищами для выручки арестантов. Плевако («желая избавить арестантов от казни») принял поручение и явился в г. Верею, где был задержан возле тюрьмы с заряженным револьвером и 2 бутылками азотной кислоты.
Бимбат, будучи 12 июня сего года освобожден из-под стражи в Верейской тюрьме, где он содержался за кражу в поезде, уехал в Москву, и получил от революционной организации поручение передать в Верейскую тюрьму тем же заключенным письмо, в коем упоминается, что заключенным посылаются 2 револьвера, 2 бутылки азотной кислоты и что 17 июня автор письма явится с товарищами для выручки арестованных. Бимбат прибыл в Верею вместе с Плевако и был вместе с ним арестован... Вследствие просьбы его отца о высылке его, Петра Плевако, за границу, в заключении переписки будет изложено ходатайство об удовлетворении просьбы отца Плевако».
Петр содержался в Можайской тюрьме. Вот что валилось на отца в самый разгар политической борьбы. Как ему быть? Ведь сам когда-то в молодости входил в «тайное юридическое общество», где витали революционные идеи, а в 1881 году им вплотную занималось секретное отделение Московского полицмейстера. Отец вступился за сына, понимая, как категоричны и подвержены молодые люди разным влияниям и лозунгам под видом борьбы за справедливость, принимая за чистую монету то, что могло привести к тяжелым последствиям.
Хлопоты, связанные с сыном, не могли не сказаться на и так пошатанном здоровье отца. Когда в декабре 1907 года наступили думские каникулы, Плевако решил внять советам врачей и с семьей поехал во Францию, но по пути, когда они доехали до Берлина, с ним случился припадок «грудной жабы». Доктора спасли Федора Никифоровича и настоятельно рекомендовали ехать в Ниццу, что он и сделал, но и в Ницце Федора Плевако преследовали дела: он не мог пребывать в безделье, к нему и тут шли со своими проблемами люди.
Медики рекомендовали не прерывать отдых на Средиземноморье, которое благотворно отражалось на здоровье Плевако, но к Пасхе он возвращается в Москву.
Казалось, Федор Никифорович на природе окреп, стал ездить в Москву, входить в дела, к нему потянулись посетители, но настигает новый удар: скоропостижно скончалась его сестра Юлия Никифоровна. Его бессменный помощник и секретарь, которая жила у него дома. Федор Никифорович не позволил себе не проститься с близким человеком, провожает ее на кладбище, стоит у могилы под проливным дождем, а, вернувшись домой, слег в постель…
17 октября 1908 года в Думу ушла телеграмма: «Болезнь моя вернулась и я опять не покидаю постели. Покорнейше прошу о разрешении мне полуторамесячного отпуска, причем содержание должно быть прекращено на все время болезни. Глубоко уважающий Вас Ф.Плевако». Плевако щепетилен: в отличие от современных думцев, он не хочет болеть за чей-то счет...
А за окном дачи унылую пору дождей сменили снежные метели. Плевако лежал, изредка встречаясь взглядами со своими близкими, отдает последние распоряжения: вскрыть после смерти тело, это сделать в интересах науки и чтобы люди знали, отчего он умер… Похоронить там, где выберет себе место вечного упоения его супруга Мария Андреевна Плевако … Ни цветов, ни венков на прощании не класть, все это суета-сует…
21 декабря Плевако перенесли в кресло к окну, он с трудом выговаривал слова, утром 23 декабря позвали монахиню из Страстного монастыря, которая читала акафисты, а он пытался осенить себя крестным знамением…
В час тридцать дня его не стало…
В газете под некрологом шла статья:
«Умер Плевако
Вчера Россия потеряла своего Цицерона, а Москва – своего Златоуста. Умер Плевако… А провинция… Та окружила имя Плевако легендами и слушала и смотрела на него, как на сверхчеловека… Шли годы и брали свое. Неумолимо и невозвратно. Жар темперамента гас, музыка слова стихала. И в свои предсмертные часы великий "Московский Златоуст" уже не владел словом. Он говорил лишь одними глазами. Полу потухшими. Еле мерцавшими. Миг. И навеки закрылись глаза, навеки замолкло слово… Россия лишилась своего Цицерона, Москва – своего Златоуста. Умер Плевако!»
7 января 1909 года на заседании Совета присяжных поверенных Московской судебной палаты заслушали доклад о смерти Присяжного поверенного Ф.Н. Плевако и вынесли резолюцию: «Присяжного поверенного Ф.Н. Плевако за смертию исключить из списков присяжных поверенных, о чем донести Московской судебной палате; хранителем его дел назначить Присяжного Поверенного В.Л. Копеннера; семье покойного выразить глубокое соболезнование в понесенной утрате, явившейся утратой и для всей русской адвокатуры» .
А Плевако поминали… В газете «Голос Москвы» № 5 за 1909 год писали:
В воскресенье… состоялось собрание… памяти Ф.Н. Плевако… Оно открылось речью проф. гр. Л.А. Камаровского . В богатой событиями и идеями жизни Ф.Н. останавливает внимание, как наиболее поучительный и назидательный, последний период, относящийся к предвыборной кампании. Человеку, перешедшему известный возраст, свойственно относиться к событиям личной и общественной жизни скептически, пессимистически. Ф.Н. наоборот, переживаемый момент государственной жизни захватил и увлек. Он неутомимо участвует на агитационных собраниях, по целым часам ожидает своей очереди в душной атмосфере зала… Его речи за это время имели большое политическое значение. Он предостерегал слушателей от двух утесов, грозивших нашему государственному кораблю – крайних правых и левых. Он открыто примкнул к партии, громко требующих реформ, к партии центра. Здесь оказалась его русская душа, любовь ко всему русскому, нашим святыням, городам и весям и всему народу. Покойный представлял собою национальный, государственный ум…
Не обошлось и без злобных выпадов. Вышла брошюрка о Плевако Анатолия Доброхотова «Слово о Плевако», М. 1910 г., ц. 15 коп. И на нее откликнулась газета заметкой:
«Слабая, бесцветная статейка предназначалась для одной закрывшейся газетки. Никуда в другую редакцию статейку бы не приняли и редакционной корзины ей не миновать бы. Но автор оказался предприимчивым: почему и не сыграть на имени Плевако? И тощая брошюрка в 4 странички выброшена на книжный рынок. И цена ей назначена 15 коп. Скоро, скоро ее будут продавать у Иверских ворот по копейке. Но и тогда покупателей не найдет она: читатель давно уже поумнел, развязные издатели читателя к осторожности приучили, а г. Доброхотов не учел этого обстоятельства. Сам и виноват».
Имя Плевако шло по городам и весям России. Осиротело место Федора Никифоровича в Думе. Жена Федора Никифоровича Мария Андреевна заказала памятник на могилу мужу в Италии, который и был установлен на кладбище Скорбященского монастыря. Здесь и сама упокоилась в 1914 года. В 1929 году Скорбященское кладбище подверглось разрушению. Зять Федора Никифоровича Мартынов Евгений Иванович вместе со своим сыном Сергеем, выкопали останки Марии Андреевны и Федора Никифоровича и на телеге перевезли на Ваганьковское кладбище. На могиле на Ваганьковском кладбище поставили дубовый крест. В 2003 году адвокатами на могиле Плевако установлен в его честь новый памятник.
Рано покинул земной мир Федор Плевако: он мог дать гораздо больше и Отечеству, и адвокатуре! Осиротели и мы, его друзья и поклонники!