Пронина Екатерина Николаевна, адвокат, Вторая Нижегородская коллегия адвокатов "Нижегородский адвокат", праправнучка Ф.Н.Плевако.
Статья написана в соавторстве с правнучкой Ф.Н.Плевако - Анной Львовной Плевако.
Плевако
В истории отечественной адвокатуры Ф.Н. Плевако всегда занимал особое место — «Это было не имя. Это была легенда», - писала о нем газета «Русское слово» в 1909 г.
Пожалуй никому из его товарищей по цеху не было посвящено столько книг и статей - научных, художественных, публицистических.
Большой интерес вызывает как профессиональная деятельность, творческое наследие, так и частная жизнь Федора Никифоровича. И это вполне оправдано. История жизни Плевако, начиная с его рождения, необычайно интересна, а его происхождение, корни по сей день вызывают споры, а ведь именно они предопределили самобытность таланта, яркую индивидуальность и особый колорит облика Плевако-адвоката, Плевако-оратора, Плевако-трибуна.
Ф.Н. Плевако сочетал в себе разнообразнейшие дарования, среди которых дар судебного слова был самым выдающимся, но далеко не единственным. Любовь и искренний интерес ко всему русскому, к нашим святыням, а главное к человеку, знание всех струн человеческой души, психологический анализ придавали речам Федора Никифоровича особое обаяние и необыкновенную убедительность. Речи Плевако были глубоким отражением самой жизни. В них он оставался неизменным искателем вечной истины, апостолом идей добра и любви. Своим нравственным долгом Федор Никифорович считал обличать беззаконие, восстанавливать нарушенное право, отстаивать неприкосновенность достоинства человека. И дело это он называл святым. А задачу свою адвокат видел в том, чтобы искать правды. Не победы - правды. Звучит парадоксально, ведь речь идет о судебном состязании. Но, наверное, в этом и есть высшее проявление нравственности, профессионализма, ну и конечно же глубокая вера в то, что победит все-таки правда. Плевако говорил, что правда - это не случайная милость судьбы, а прирожденное право человека. И это право он защищал всю свою жизнь.
Федор Никифорович прошел нелегкую школу жизни. Добившись признания и успеха в профессии, он оставался чутким и отзывчивым к чужому горю. Защита забитых судьбой людей всегда находила в нем отклик. Плевако с гордостью говорил: «У нас с Толстым «бунтовская контора». Мужики бунтуют. Лев Николаевич посылает их ко мне, а я оправляю». Долгие годы Федор Никифорович хранил в своем бюро письмо крестьянки, обращавшейся к нему словами: «защитнику вдов с сирот и от прочих несчастных случаев». На эти несуразные, но искренние, идущие от сердца слова, он имел несомненное и многими делами подтвержденное право. Ф.Н. Плевако по праву называли не только «русским Цицероном», «московским златоустом», «митрополитом адвокатуры», но и «рыцарем правосудия».
Граве
Примечательно, что и на Нижегородской земле в цехе частных поверенных был свой рыцарь — поэт и переводчик Леонид Григорьевич Граве.
Л. Г. Граве родился в г. Елатьме. Его отец был тамбовским помещиком, а мать - нижегородской дворянкой. В 1850 году семья переехала в Нижний Новгород. Леонид Григорьевич получил традиционное домашнее образование, свободно владел несколькими иностранными языками, хорошо знал историю и литературу, увлекался поэзией. Обладая феноменальной памятью и незаурядными способностями, он самостоятельно подготовился к экзаменам, и поступил на юридический факультет Казанского университета. Однако учеба продолжалась недолго.
По возвращении в Нижний Новгород Л.Граве получил место личного секретаря предводителя дворянства Нижегородского уезда декабриста И.А. Анненкова. Служба приносила небольшой, но стабильный доход.
В этот период он начал печатать свои стихотворения. Их можно увидеть в «Деле», «Отечественных записках», «Слове», «Будильнике», «Московском Листке», «Гусляре» и др. Л.Граве называли «поэтом светлых грез и горьких слез». Его стихотворения изящны, безыскусственны и трогательны. Пожалуй нет человека, который не восхищался бы строками:
«Ночь светла. Над рекой ярко светит луна,
И блестит серебром голубая волна…»
В 1870 г. Л. Граве женился по любви на Е.И. Кругловой. Он посвящал ей свои лучшие лирические стихотворения. Екатерина Ивановна была очень хороша собою. Ее портрет маслом работы А.О. Карелина хранился в семье Граве.
Незадолго до свадьбы Е.И. Круглова приобрела каменный двухэтажный дом с мезонином на углу Большой Печерской и Провиантской улиц. Этот дом стоит и сейчас. Хотя за свою долгую жизнь он успел поменять нескольких хозяев, его все равно называют домом Граве.
Всю жизнь поэта преследовали финансовые затруднения. В мировом суде неоднократно рассматривались дела о взыскании долгов с дворянина Л.Граве. Усадьба оказалась заложенной в Нижегородско-Самарский земельный банк и в 1878 году была продана с публичных торгов. В том же году за долги частным лицам «с молотка» пошло и движимое имущество принадлежавшее семейству Граве, заключавшееся в мебели, стенных и карманных часах, книгах. Начались скитания по съемным квартирам. Причем каждая последующая, по воспоминаниям сына поэта, была меньше и беднее.
Разросшаяся семья стала требовать все больших средств. Получив свидетельство на право ходатайства по чужим делам от нижегородского окружного суда и съезда мировых судей нижегородского округа, Л. Граве стал частным поверенным. О себе он не без иронии писал:
Ныне беден я умом,
Беден я и златом,
Перестал я быть певцом.
Стал я адвокатом.
В чемодане я отрыл
Старые тетрадки
И вздыхая повторил
Первые начатки.
А.В.С. обоих прав
Вспомнил по латыни
И купил себе устав
В книжном магазине.
Речи Л. Граве были взволнованны и образны. По воспоминаниям современников, однажды, после защиты, восторженная публика как триумфатора вынесла его из зала суда на руках.
Нижегородский краевед Ф.П. Хитровский писал: «Судебные реформы толкнули его на путь адвокатуры. По отзывам таких специалистов, как московский Плевако, Граве был талантливый защитник … Граве часто выступал экспромтом на суде по неизученному делу; ухватив в процессе следствия суть дела, он тут же составлял план защиты и выступал с речью, часто талантливой, неотразимой по обоснованности доводов и очень редко проигрывал дела».
В восьмидесятых годах Леонид Григорьевич жил в доме на Напольной улице (ныне ул. Белинского) рядом с острогом. Десятилетний Федор Хитровский вместе с другими уличными мальчишками частенько посещал не запирающуюся квартиру поэта. Позднее он писал в своих воспоминаниях: «По утрам на дворе дома собирались клиенты. Высокая фигура в крылатке с развевающейся по ветру бородой усматривалась издалека.
- Леонид Григорьевич, - подбежал к Граве взволнованный клиент, - да что же это вы!
- В чем дело?
- Ведь сегодня у нас суд...
- Какой суд, дитя мое...
- Ах ты грех какой, - безнадежно всплескивает руками клиент, до глубины души возмущенный спокойствием Граве, - да дело наше в суде разбирается.
- Дело разбирается... Ну что же, дитя мое, попробуем сходить, посмотрим, что за дело.
- Фрак! - приказывает он невидимому и несуществующему лакею, собирая и комкая в портфель бумаги. Фрак был всегда на нем под крылаткой. В нем Граве чуть ли не спал, прикрываясь вместо отсутствующего одеяла все той же крылаткой».
Фрак надел и на судах
Вру я без умолку:
В адвокатстве — как в стихах,
Тоже мало толку..., -
откровенно признавался Л. Граве.
Биографы Граве писали, что Плевако в некоторых делах, по которым обращались нижегородцы, рекомендовал вместо себя Граве. Действительно, в нижегородском архиве хранятся материалы дела, в котором участвовали Плевако и Граве. Процесс был громким. О нем писала «Судебная газета». В 1886 году в Нижегородском окружном суде слушалось дело Нижегородского 2-й гильдии купца М.В. Постникова, 54 лет, проживавшего в Макарьевской части в Канавино в собственном доме. Он обвинялся в преступлении, предусмотренном по 9 и 1523 статьям Уложения о наказании. Потерпевшей была Нижегородская мещанка Клавдия Урбанова, 13 лет, проживавшая на Малой Ямской улице и служившая у Постникова горничной. В качестве защитника был приглашен Ф.Н.Плевако. Дело рассматривалось с участием присяжных заседателей и слушалось несколько раз. Федор Никифорович приезжал на первое и второе заседание суда. Когда же Постников предстал перед судом в последний раз, то по просьбе Плевако его защищал Л. Граве.
В 80-е годы Л. Граве пишет сатирические стихи о нижегородском быте. «Рисуя жизнь большого купеческого города и его обывателей и администраторов, Граве свои бичующие стихотворения в общей прессе помещать, конечно, не мог и они появлялись в рукописях, переписывались и читались публикой с захватывающим интересом»,- писал журналист и литературный критик А.АДробыш-Дробышевский в 1916г.
Многие его стихи были посвящены какому-либо событию, волнующему Нижний или известным в губернии персонам. Сатирическая поэма «Кунавино» - нижегородским купцам и судьям; «Кутаина» - нижегородскому губернатору графу Павлу Ипполитовичу Кутайсову; «Кохноиада» - присяжному поверенному Кохнову, получившему в судейском мире скандальную известность.
В поэме описывается, как Кохнов прибыл в Балахну по делам службы и остановился в доме своего приятеля Захарьина. Хозяйка оказала гостю весьма любезный прием, который был им неверно истолкован и молодой человек решил воспользоваться отсутствием хозяина и разыграл сцену из «Графа Нулина»:
Кохнов ряд комнат пробегает,
Ярясь, как уязвленный зверь,
И в будуар хозяйки дверь
Рукой преступной отворяет...
Финал был такой же, как у А. С. Пушкина. Получив пощечину, Кохнов ретировался. Через несколько дней оскорбленный супруг встретил на улице в Нижнем своего обидчика. Произошел разговор, окончившейся дракой. Результатом столкновения стало разбирательство у мирового судьи, разоблачившее все подробности скандала.
У этой истории было продолжение.
В ноябре 1869 г. в Нижегородском окружном суде было назначено к рассмотрению с участием присяжных заседателей уголовное дело о купцах Петре и Иване Медведевых, и мещанине, отставном писце Харчеве, обвиняемых в «подложной приписке слов в доверенности». По воспоминаниям секретаря окружного суда М. Межецкого, «защитниками подсудимых Медведевых являлись прославленные, и тогда еще юные звезды московской адвокатуры Плевако и князь Урусов».
Отставного писца защищал присяжный поверенный Кохнов. Начались прения сторон. После речи товарища прокурора Фатеева, говорил князь Урусов. Он заявил, что будет выяснять бытовую сторону дела, а Плевако - юридическую. За речью Плевако, доказавшего, что документ, в составлении которого обвиняются Медведевы, не имеет юридической силы, даже если бы он был и подлинным, настала очередь Кохнова. Он сделал акцент на то, что в отличие от своих товарищей по защите, представит присяжным нравственную сторону дела. Поднялся князь Урусов и произнеся: «По моему мнению, для защиты дела с нравственной стороны нельзя было сделать лучшего выбора, как вверив эту защиту господину Кохнову», опустился на свое место. Намек на недавнее похождение незадачливого адвоката вызвал в зале неудержимый смех. Процесс окончился оправданием всех трех обвиняемых.
Л. Граве писал поэму «Кохноиада», находясь в арестном доме. В Кстове была арестована за долги баржа его доверительницы. Последняя должна была уплатить большую неустойку, если баржа не придет к месту назначения в срок. Л.Граве зафрахтовал пароход, прибыл на нем в Кстово и отбуксировал баржу в Нижний Новгород. Это было поставлено ему в вину, как самоуправство, и он был приговорен судом к двухнедельному заключению.
Дочь поэта Наталия Леонидовна Граве вспоминала: «Кохноиада», уже после смерти отца была взята у моего брата Федором Никифоровичем Плевако, который обещал, переписав ее для себя, рукопись вернуть. Но как-то так вышло, что она осталась у него и теперь цела ли она в его семье неизвестно. Я не знаю, к кому сейчас там обратиться, у кого спросить. А жаль! Это ведь целая поэма, и для нижегородцев, конечно, интересна».
Полностью поэма не сохранилась. Люди, близко знавшие поэта, восстановили по памяти лишь отдельные строфы.
В последние годы в стихотворениях Л. Граве все острее звучали пессимистические ноты. В них много тоски, боли и безысходности:
Есть люди: их удел – тяжелое страданье
И одиночество средь близких и друзей.
Безумны их мечты, несбыточны желанья –
Плоды подавленных, но роковых страстей.
В 1887 г. в журнале «Дело» было опубликовано стихотворение Л.Г. Граве, посвященное Ф.Н. Плевако. Оно имело подзаголовок «Другу». Там есть такие слова:
О, для чего я не могу с тобой
Идти вперед дорогою прекрасной?..
Увы, в груди, разбитой и больной
Я прежних сил ищу теперь напрасно!..
Под ударами жестокой действительности слабели силы поэта с тонкой, и ранимой душой. «Безвольный, задавленный нуждой и общим невниманием, Граве уже не «дерзал». Не находя выхода из мрачного настоящего, мог лишь страдать за всех угнетенных и, в лучшем случае, дон-кихотствовать», - вспоминал сын поэта.
Сравнение с Дон-Кихотом очень верное. В герое Сервантеса Леонид Григорьевич чувствовал родственную душу. Этот образ он использовал и в своих речах. Так, защищая во Владимирском окружном суде дворянина А.В.Куприянова Л.Граве говорил: «Мой клиент вовсе не был в таких тесных отношениях с г. Олигер, при которых человек решается на такую жертву; жертвовать своею карьерою для человека столь мало знакомого, жертвовать без всякой пользы - было бы Дон-Кихотством, а в нашем 19 столетии герои бессмертного Сервантеса очень редки».
Так же как Дон-Кихот, Л. Граве старался при любых обстоятельствах защищать несправедливо обиженных, чувствуя в их бедах нечто общее со своими страданиями. Он даже заказал себе визитные карточки с надписью: «Дон-Кихот. Рыцарь печального образа».
Л.Г. Граве умер 12 января 1891 года в крайней нищете. Семья жила в то время на улице Ковалихинской в доме купца Распопова. Деньги на похороны собирали товарищи по частной адвокатуре. Сын Л.Г. Граве вспоминал: «Я крепко запомнил два момента. В передней раздался звонок. Я побежал отворять. Передо мной стоял сын присяжного поверенного Ланина. Он вручил мне конверт, где было несколько десятирублевых бумажек. Эти деньги были собраны на похороны коллегами отца. Я побежал к матери. Перед ней стоял наш квартирный хозяин Распопов. Моя бедная мать плакала... Во всей фигуре нашего хозяина было что-то новое. Он не рычал, а говорил человеческим и каким-то виноватым голосом. Он сказал, что прощает нам долг за квартиру и потом передал матери большую миску, наполненную горячими котлетами. Он знал, что у нас не было ни крошки хлеба».
Поэта отпевали в церкви св. Алексея Митрополита, которая находилась напротив здания судебных установлений. Л.Г. Граве похоронили на кладбище Крестовоздвиженского монастыря. В 30-е годы это кладбище, также как и кладбище Скорбященского монастыря в Москве, где был похоронен Плевако, разрушили. Федор Никифорович был перезахоронен на Ваганьковском кладбище. Могила Л. Граве утрачена.