Курашвили Георгий Отариевич, заведующий адвокатской конторы Канавинского района НОКА
Опубликовано "Нижегородский адвокат" №05-2013
 
Свершилось! Теперь в нашем государстве законодательно легализована и так повсеместно существующая практика праоохранителей в погонах, когда фактическое решение о виновности лица, а также сбор так называемых "доказательств", происходит задолго до возбуждения уголовного дела. Причина этого явления лежала на поверхности: до возбуждения уголовного дела права подозреваемого лица процессуально ещё ни чем не защищены, ответственность же правоохранителей за свои действия, в случае признания их незаконными, фактически всегда была сведена к нулю.
Здесь имеются в виду последние поправки к Уголовному кодексу и Уголовно-процессуальному кодексу РФ, принятые Федеральным законом от 4 марта 2013 года № 23-ФЗ "О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации", вступившие в силу с 15 марта 2013г.
Принятые этим законом нововведения существенно сокращают сроки сбора необходимых доказательств для возбуждения уголовных дел, вводят сокращенную форму дознания, а также значительно ограничивают число следственных действий с участием понятых. У граждан, особенно профессионального правозащитного сообщества, эти поправки вызвали достаточно резкую критическую реакцию, свидетельствующую о невысоком кредите доверия к указанным правоохранительным органам.
Причиной этого является существующее стойкое убеждение, что оградить свои права и законные интересы с помощью правоохранительных органов так же трудно, как и защититься от самих этих органов, попав, упаси бог, в сферу их деятельности.
При этом каждому очевидно, что правоохранительная система заняла круговую оборону: следователь не реагирует на противозаконные действия оперуполномоченного, представившего материал для возбуждения уголовного дела, прокурор в суде, утвердив обвинение, грудью стоит за выводы расследования, суд сквозь пальцы смотрит на ошибки обвинения, с легкостью "раскалывая" любые, казалось бы непреодолимые законные аргументы защиты. Нет надежды и на вышестоящие судебные инстанции, которые всеми путями пытаются уйти от разрешения поставленных защитой вопросов, игнорируя не только букву, но и дух закона.
Из анализа уголовно-процессуального закона, начиная с "дедушки" ныне действующего УПК РФ кодекса РСФСР 1961 года, видно, что доследственная проверка, или так называемые действия по проверке сообщения о преступлении до возбуждения уголовного дела законодательно никогда особенно не регламентировалась. Оно и понятно. Ведь подразумевалось, что это не очень существенный момент во всей процедуре расследования уголовного дела. Конституционный Суд Российской Федерации в ряде своих постановлений (от 14.01.2000 № 1-П, от 23 марта 1999 года № 5-П и от 27 июня 2000 года № 11-П) сформулировал правовые позиции, согласно которым стадия возбуждения уголовного дела является обязательной; актом возбуждения уголовного дела начинается публичное уголовное преследование от имени государства в связи с совершенным преступным деянием, которое обеспечивает последующие процессуальные действия органов дознания, предварительного следствия и суда, и одновременно влечет необходимость обеспечения права на защиту лица, в отношении которого осуществляется обвинительная деятельность. Это соответствует международно-признанному праву данного лица «быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения», которое здесь понимается в широком конституционно-правовом смысле, охватывающем и подозрение в совершении преступления (п.п. «а» п. 3 ст. 6 Конвенции о защите прав и основных свобод человека от 4 ноября 1950 года).
Исходя из этого до вступления в силу 15 марта 2013 года последних поправок в УПК РФ можно было сделать вывод, что вся деятельность, которая предшествовала возбуждению уголовного дела, не имела никакого юридического значения. В научно-практической литературе длительное время также господствовала точка зрения о том, что "деятельность, предшествующая возбуждению уголовного дела, носит непроцессульный характер" (см., например, Научно-практический комментарий УПК РСФСР под ред. Л.Н. Смирнова. М., 1970. с. 156).
Между тем реальность показывает, что большинство уголовных дел фактически расследуются задолго до того, как само дело будет формально возбуждено. Соответственно, последующее формальное следствие и дознание лишь легализуют произведенные до возбуждения уголовного дела действия. Теперь же, с принятием Федерального закона от 4 марта 2013 года № 23-ФЗ, этот существующий фактически порядок вещей закону будет полностью соответствовать.
Раньше, до указанных поправок в закон, после получения признания вины и сбора первоначальных доказательств работу оперативника до принятия решения о возбуждении уголовного дела приходилось в любом случае перепроверять. Ведь привлекаемое к ответственности лицо могло передумать и отказаться от ранее данных признательных показаний, в деле появлялся адвокат, иные доказательства требовалось собрать со строгим соблюдением уголовно-процессуального законодательства.
При этом собирал эти доказательства не тот же самый оперативный сотрудник, добившийся признания вины от подозреваемого, а иное должностное лицо. В настоящее время ничего этого уже не требуется. Надо лишь собрать материал проверки, получить признание вины, собрать характеристики, затем останется лишь составить обвинительное постановление. На всё про всё отведено 15 дней. Обязанность проверить обоснованность представленных оперативным сотрудником доказательств из закона теперь исключена. Далее суд и приговор.
Полагаю, что подвергшиеся изменению правила уголовного судопроизводства дают дополнительную возможность для злоупотребления недобросовестными представителями обвинения своими полномочиями. Гласность, приоткрыв завесу служебных тайн, выставила напоказ язвы судопроизводства: коррупцию, сокрытие преступлений от учета, дутые показатели раскрываемости, почти полное отсутствие оправданий, отработанную технологию добывания лжепризнаний и осуждения невиновных.
Чего стоит шокирующий материал судебного репортёра "Новой газеты" Веры Челищевой, опубликованный в выпуске № 31 от 22 марта 2013 года под названием "Царицу доказательств" употребили 190 раз". Из данной публикации следует, что с конца 2009 года контингент пожизненно осужденных исправительной колонии № 18 "Полярная сова", что в поселке Харп Ямало-Ненецкого автономного округ вдруг принялся заваливать следственные органы явками с повинной, признаваясь в совершении самых резонансных преступлений: заказных убийств, разбоев, серийных изнасилований, педофилии. Подробно расписывались мельчайшие детали содеянного и назывались фамилии других причастных к злодеяниям лиц. География преступлений — от Москвы до Новосибирска. За 8 месяцев зэки из "Совы" написали 190 явок. И только спустя много месяцев выяснится, что все эти признания являются полной ложью, самооговором под воздействием пыток, организованных оперативным сотрудником исправительного учреждения.
Больше всего критики со стороны правозащитников раздаётся по поводу одной из поправок в закон, позволяющей исключить понятых из большинства следственных действий. Отныне они обязаны присутствовать только при обыске, выемке электронных носителей информации, личном обыске и предъявлении для опознания. Не рановато ли законодатель посчитал привлечение понятых в уголовном судопроизводстве пережитком прошлого?
Даже при том, что сторона обвинения зачастую приглашала для участия в следственных действиях штатных, заказных понятых, фамилии которых кочуют из одного уголовного дела в другое, особенно по делам, связанным с незаконным оборотом наркотических средств.
В результате обвиняемый с удивлением узнавал, что у него в присутствии понятых борцы с преступностью обнаружили не только то количество героина, которое у него действительно имелось, не являясь уголовно наказуемым, но и еще несколько граммов, дающих основание для возбуждения уголовного дела.
Справедливости ради следует сказать, что последние поправки в УПК РФ позволяют теперь, заменяя понятых, более широко применять цифровые средства видео - аудиофиксации. Однако, оправданно ли это, если с использованием средств современной соответствующей аппаратуры и специалистов можно смонтировать любые выгодные для обвинения результаты?
Есть ли надежда на то, что суд удовлетворит ходатайство стороны защиты о назначении соответствующей технической экспертизы на предмет наличия или отсутствия в представленном видеоматериале признаков монтажа? Результат такого ходатайства с большой долей вероятности будет следующим: у суда отсутствуют основания сомневаться в достоверности представленного стороной обвинения доказательства, зафиксированного с использованием видеофиксации. Подобная практика отказа стороне защиты в удовлетворении заявленных ею ходатайств без указания мотивов такого решения или с указанием их в форме цитирования лишь общей формулировки закона, распространена повсеместно.
Со своей стороны убежден, что Федеральный закон от 4 марта 2013 года № 23-ФЗ имеет ярко выраженный репрессивный характер, неуместный в условиях явного кризиса отечественной уголовной политики. И это не первый тревожный сигнал. Еще раньше, в 2008 году, фактически расписавшись в своей неспособности состязаться в открытом судебном процессе с защитой, из полномочий суда присяжных были выведены дела о терроризме и преступлениях против государства. Законодатель мотивировал это благой целью "повысить эффективность мер предупреждения терроризма", хотя вряд ли кто сможет оспорить утверждение, что изменения в уголовно-процессуальное законодательство никак не соотносится с методами противодействия и предупреждения терроризма. Не стесняясь в выборе средств для облегчения позиции обвинения в судебных процессах, законодатель пошёл дальше. Теперь в компетенции суда присяжных остались лишь те дела, где обвиняемому грозит исключительно пожизненное наказание. Из их полномочий выведены дела о бандитизме, изнасиловании, похищении и захвате заложников.
Непрофессионализм правоохранительных органов, нежелание или неумение квалифицированно выполнять свою работу, что приводило к вынесению оправдательных вердиктов, было решено преодолеть самым легким способом - запретить судам присяжных рассматривать дела указанных выше категорий.
Ныне действующий Уголовный кодекс РФ по предусмотренным в нем санкциям является самым жестким и репрессивным за всю историю страны с 1917 года. Он не сравним даже с уголовным кодексом сталинского режима.
Максимальный срок лишения свободы по нынешнему уголовному кодексу составляет 20 лет, тогда как в УК РСФСР 1926 года он составлял 10 лет, а в УК РСФСР 1960 года – не более 15 лет. По совокупности преступлений срок наказания может достигать 25 лет, а по совокупности приговоров – все 30 лет (ст. 56 УК РФ). При сохранении смертной казни (ст. 59 УК РФ) впервые вводится пожизненное лишение свободы (ст. 57 УК РФ), и эти виды наказания существуют одновременно, хотя пожизненное заключение, по замыслу законодателей, должно было заменить смертную казнь.
Согласно публикующейся в прессе информации число лиц, находящихся в местах лишения свободы, сейчас больше, чем до 1917 года. Больше оно, в расчете на сто тысяч человек, и в чем во всех европейских странах. Общеизвестно также, что условия отбывания наказания у нас значительно хуже, мучения осужденных к снижению преступности не ведут. Наши тюрьмы переполнены до предела. Исправительный эффект от тюремной системы очень низок.
Что дальше? Радует уже то, что законодателем из уголовно-процессуального закона пока не исключена статья 14 УПК РФ о презумпции невиновности. Настораживает только, что все чаще и чаще из поведения судьи (оперативника, следователя, прокурора и иже с ними) неприкрыто явствует: "Имел я тебя, адвокат, вместе с твоим подзащитным, имею и буду иметь всегда".